Павел Дуров наконец-то стал русским и поднял на восстание румын

Павел Дуров создал не только Telegram, но и предпосылки для революции в Румынии. После его заявления о вмешательстве французских властей в карпатскую предвыборную кампанию кандидат в президенты Джордже Симион передумал признавать свое поражение на выборах.

«Это государственный переворот, но мы будем бороться! Я призываю вас присоединиться ко мне сегодня и в ближайшие недели!» — обратился к румынам Симион, которого в ЕС называют «ультраправым» и «пророссийским» политиком.

Таким образом, массовых митингов протеста в Бухаресте нужно ждать то ли сегодня, то ли в ближайшие недели, то вовсе не ждать. График народных бунтов, как и движения автобусов, в Румынии непредсказуем — Чаушеску, будь жив, подтвердил бы.

Но румынские элиты внезапно ощутили себя на бочке с порохом: то ли рванет, то ли пронесет. А ведь, казалось бы, уже пронесло: проевропейский либерал Никушор Дан избран новым президентом, набрав, по официальным данным, 54% голосов, а Симион, победы которого боялись в Бухаресте, Брюсселе и Киеве, поздравил соперника. Но тут слово взял Дуров — и закрутилось: Симион поспросил конституционный суд отменить итоги выборов, а суд ему в этом отказал. Теперь ждут майдана.

Вопрос «у кого в таборе репутация лучше» любого поставит в тупик, но у румынского центризбиркома и румынского конституционного суда действительно сложилась разная репутация. Избирком дважды признавал победу «неприемлемых» для власти кандидатов: сперва Кэлина Джорджеску, а потом Симиона. Это позволяет допустить, что и в третий раз голоса посчитали честно.

Не то с судом, открыто игравшим за власть: он аннулировал победу Джорджеску под предлогом иностранного вмешательства и запретил ему баллотироваться вторично. Заранее ясно было, что его сменщику — Симиону в аналогичном иске откажут, хотя доказательства иностранного влияния у него были, точнее, был свидетель: Павел Дуров, готовый дать показания суду лично или по видеосвязи.

По словам Дурова, через главу разведки — Николя Лернера — власти Франции требовали заблокировать каналы Telegram, поддерживающие Джорджеску и Симиона. Борьба с детской порнографией оказалась уловкой: на самом деле Париж интересовала внутренняя политика в Молдавии, Румынии и на Украине.

Теперь все зависит от того, насколько румынам лень выходить на улицы и шатать режим, навязанный им из Парижа. Даже если новый президент выиграл выборы, его победа поставлена под сомнение, а французы подозреваются в позорном и незаконном вмешательстве в румынские дела.

Впрочем, стыдно подозревать, если вполне уверен.

В августе прошлого года основатель Telegram имел неосторожность посетить Францию, где его задержали якобы за отказ содействовать поимке педофилов и наркоторговцев. Вскоре после этого в Telegram начали происходить странные вещи. Например, ни с того ни с сего заблокировались каналы молдавских оппозиционных политиков, хотя в них не было педофилии, наркоторговли или терроризма — разве что немного цыганщины.

В то же время президент Франции как будто помешался и на Молдавии, и на Румынии: очень хотел, чтобы на выборах в обеих странах победила действующая власть. Причины этого помешательства доподлинно неизвестны. Допустим, Эммануэль Макрон воспринимает Карпаты и Бессарабию как рубеж, который необходимо оградить от российского влияния, но это не так уж и важно. Важно, что ради этого он начинает охоту на Дурова.

В общем, ничего нового в уже сложившуюся картину создатель Telegram своим откровением не внес. Но все-таки удивил. Ведь где Павел Дуров — и где румыны? Примерно там же, где молдаване: вне интересов Павла Дурова.

Его интерес в том, чтобы как можно скорее вырваться из липких французских лап, зажив привычной жизнью бонвивана и космополита. Он шел на сотрудничество, покорно банил гагаузов, и вряд ли кто-нибудь ждал от Павла Дурова, что он захочет посидеть во французской тюрьме ради Евгении Гуцул.

И тут вдруг взбрык, бунт, разоблачение: Дуров бросает в Макрона перчатку, а румынам сует в руки знамя борьбы. Что же стало с нашим Пашей? Его ведь теперь не узнать!

Мы помнили его как «гражданина мира», чье отечество — все человечество. Он советовал этому человечеству не читать новостей, не интересоваться политикой, кушать только натуральные продукты растительного происхождения и ловить фотоаппаратами красоту момента. Но тут его самого поймали французы — и теперь Павел Дуров готов лично приехать в Румынию, «если это поможет румынской демократии».

В европейских СМИ считают, будто Дуров «работает на Москву» или «полезный идиот Кремля», но пишут это идиоты вовсе бесполезные (что, понятное дело, хуже). Они просто не могут представить, как же такое возможно — не любить сиятельную Франции и ставить палки в колеса ее демократическим властям. Однако нам, россиянам, пояснения не нужны. Мы, россияне, сами Францию не любим. Мы ни к кому не относимся так же плохо, как к Франции. Даже к Украине, откуда беспилотники прилетают, относимся лучше: согласно недавнему опросу ВЦИОМ, она заняла только четвертое место в списке врагов России с результатом в 38%. У Франции первое место и 48%. Каждый второй россиянин полагает Париж злейшим противником.

Это закономерно: там старались! Не столько Франция старалась, сколько Макрон: своими заявлениями и — реже — действиями (французский президент много говорит и мало делает) настроил против французов половину ядерной державы, армии которой уже приходилось брать Париж.

Ненавидеть французское бахвальство, французскую спесь, французский снобизм и французскую истерику для современного россиянина не только просто, но и естественно. Столь же просто и естественно объясняется причина бунта основателя Telegram против Франции. К этому не имеют никакого отношения ни «методички из Москвы», ни переживания за судьбы румынской демократии. Все дело в эго человека, который в свои двадцать выбрасывал из окна пачки купюр, а в сорок фотографируется в образе Христа, хотя больше похож на пластиковую куклу. Он хотел слетать в США на переговоры с инвесторами, а французские власти его не пустили: сиди, мол, жди суда и дальнейших указаний.

Так Дурову уязвили сразу гордость и кошелек, что, судя по всему, стало последней каплей: Павел восстал. Ведь как же можно терпеть подобное? Ты такой богатый, красивый, успешный и томно-загадочный, а какие-то французы решают, как тебе жить.

Самоопределение, по которому «какие-то французы» ничего за тебя решать не могут, является базовым для русского человека. Франция добилась того, чего сама Россия не смогла: Павел Дуров наконец-то стал русским, причем именно в народном, «глубинном» измерении. Если российская элита издавна тянулась ко всему парижскому, то для русских en masse француз — это не высококультурный месье, который обучает демократии, а шаромыжник, подъедающий палую лошадь.